Дверь в бесконечность

Хотелось ли вам когда-нибудь попасть в неизведанные джунгли, побродить в тропическом лесу и поймать себя на мысли, что за вами наблюдают экзотические животные и магические существа? Для этого необязательно покупать билет в тропики — мы приглашаем вас в нашу студию «Руссо».

Меня зовут Наташа Львова, и я спроектировала студию,  
у которой всего один недостаток — в ней очень легко  
потерять счет времени. Одни говорят, что здесь его нет  
совсем, другие — что оно есть, но затаилось в ожидании  
того, кто заставит стрелки сдвинуться с места.

На стене замерло красное солнце. Оно никогда не садит-
ся, и угадать по нему время суток невозможно. Неоновая  
обезьянка сбежала с холста на стену и застыла навсег-
да. Только изредка слышится её звериная азбука, тихий  
разговор с обитающей этажом выше подругой. Её собе-
седница сидит наверху, в зеленой клетке, защищённая  
от прожорливых диких кошек. Греет свои маленькие  
лапки о ночник. Свет небольшой лампы не ярок, но его  
достаточно, чтобы различить рисунок коры на стволе,  
прорастающем прямо на потолке. Тени от листьев изред-
ка косо падают на пестрые маски. Разноцветные силуэты  
молчат и не расскажут свою историю без меня. Эта  
история — о человеке.

Молодой Анри Руссо забирает деньги из кассы адвокатской конторы, куда он устроился, чтобы хоть как-то помочь своей бедной семье. Не он придумал обокрасть место, где состоит на службе. Идея принадлежала его сослуживцам — в их россказни о легких деньгах наивный Анри поверил безоговорочно. По всей строгости закона Руссо выносят приговор: год тюрьмы, который, впрочем, можно «смягчить» и заменить на семь лет службы в армии. И вот Руссо — молодой солдат, рано вступивший на путь разочарований.

После военной службы Анри снимает жилье в Париже, а работать устраивается судебным приставом. Каждый день перед ним разворачивается одна и та же картина, знакомая еще с детства — бедность семей, имущество которых он вынужден изымать. По вечерам его утешает Клеманс, дочь хозяйки квартиры. Красота девушки так волнует, что Анри постоянно пишет ее, готовый бесконечно всматриваться в милые черты.

Хождения по беднякам стали невыносимы. Руссо меняет работу: теперь он клерк в таможенном департаменте Парижа. Чернильницы, чужие документы, чиновники… Анри безупречно выполнял все поручения начальства, и только поэтому сослуживцы терпели его чудачества, впрочем, не скрывая улыбок. Коллеги посмеивались над художником-самоучкой, когда тот пытался установить мольберт прямо на рабочем месте. Лишь рисование по-настоящему захватывало его, а канцелярская работа давала возможность сводить концы с концами.

Так будни тянулись, превращаясь в череду неотличимых друг от друга дней. В 50 лет Руссо уходит на пенсию и поселяется вместе с сыном на Монмартре. К тому моменту он уже успел войти в богемный круг художников, среди которых выглядел немного смешно и нелепо. Но, несмотря на наивность своих картин, он нашел своих преданных заказчиков и почитателей. Его возраст и внешнее простодушие провоцировали шутки и обман: молодой коллега приносит радостную весть о награждении Руссо орденом Почетного Легиона (что ничего общего с правдой не имеет), один из приятелей подбивает на участие в темной денежной операции (что снова приводит художника в суд). Многие открыто смеются над картинами Руссо, даже приводят на экспозиции знакомых, чтобы повеселиться вместе.

Однако сердце старого художника не очерствело. Твердо веря в свой талант, он продолжал рисовать, одинокий в своем удивительном творчестве.

Как появились джунгли в жизни художника-самоучки? Ответ на этот вопрос связан с одним веселым вечером, устроенным молодыми коллегами Руссо. Дело было в Бато-Лавуар, знаменитой «плавучей прачечной», в ту пору ставшей пристанищем для многих людей искусства. Шел 1908 год. Чтобы места хватило всем приглашенным (коих было около 30 человек), мастерскую Пикассо пришлось соединить ещё с двумя. Во главу стола поставили трон для «великого» Анри Руссо, которого позвали на праздник с условием, что тот возьмет с собой скрипку. Вы не ослышались: чтобы зарабатывать на жизнь и возможность содержать свою крошечную мастерскую, художник вел частные занятия по сольфеджио и игре на скрипке. На празднике Руссо играл на ней три часа подряд, разгорячённый радостью признания. Все пили за здоровье «самого прогрессивного» художника своего времени (а про себя посмеивались). Поэты читали оды в его честь, пока Руссо сидел под канделябром, с которого потихоньку начал капать раскалённый воск тающих свечей. Он был счастлив. Так счастлив, что добровольно отдал последние деньги, заплатив за праздничный ужин. За этим столом с легкой руки поэта Гийома Аполлинера родилась легенда об экзотическом прошлом художника. А как иначе можно было объяснить тропические мотивы картин Руссо, если не военной кампанией в Мексике, пришедшейся на годы службы художника? Бывший солдат, чей полк никогда не покидал пределов Франции, решил ничего не отрицать.

Легенда всегда остается только легендой, а факты — фактами. Мы можем только предполагать, откуда на самом деле берутся тропические мотивы Руссо. Но они существуют, и его маленькая вселенная держится на них. За густыми зарослями экзотических растений и лиан можно скрыться от обыденности и бедности. Там благородный лев не тронет беззащитно спящую женщину, там установлены простые законы воссозданного мира природы. Свой собственный выдуманный мир был так понятен и притягателен, что Руссо созидал его в своих картинах снова и снова, с каждой работой точнее и точнее. Там он скрывался от трудностей, от глупых неурядиц… да и просто так, ради собственного удовольствия, уходил туда, где мог быть предоставлен сам себе. Страсть и фантазия помогли Руссо превратить его творчество в нечто пространственно-протяженное, в убежище, вечно теплую страну предсказуемых радостей.

Каждому из нас нужно укрытие. Где спрятаться от ураганов жизни, где остаться наедине с собой? По счастливой случайности, на одном из холстов Руссо мы обнаружили надпись: «У меня есть воображение, которым наделены большинство мне подобных, и я обращаюсь к нему. Что бы ни пытался навязать внешний шум посторонней жизни (посторонней потому, что я хочу отойти от неё), я не пущу этот хаос внутрь себя. В моем воображении укрыты мои мысли; там я отдыхаю».

Дешевые холсты и краски помогли Руссо обрести гармонию, заглушили суету. Диковинные звери лизали его руки, а жители мифических тропиков добродушно молчали, глядя на художника белыми выемками глаз. Зачем им было разговаривать? Туземцы понимали Анри без слов: когда тот возвращался к ним, его лицо постепенно теряло выражение усталости и скуки по мере того, как он продвигался все дальше вглубь сказочных джунглей, проникая в сущность потаенных вещей. Живопись была его спасением. Так, Руссо написал свое счастье.

Все это какой-нибудь скептик с легкостью обзовет эскапизмом. Вероятно, он даже будет прав. Ну и что?

Людям свойственно избегать неприятностей, делать вид, что их не существует. Но не все делают это умело. Я же могу похвастаться: этой цели я посвящаю проект. Его главная идея стара как мир, но средства, с помощью которых она реализуется, куда причудливее и разнообразнее мастеров ушедших эпох.

У Руссо я занимаю вакуум: теперь его фантазийный край  
станет общим, и каждый сможет побывать в месте, мыс-
ленно созданном больше ста лет назад.

Здесь нет привычного времени — все замирает в про-
странстве выдумки одного чудака и её продолжения в со-
знании другого. Плывет красное солнце Руссо. Теперь оно  
совершенно иное, но его лучи все так же тянутся к своему  
создателю. Оно никогда не садится, и угадать время суток  
по нему невозможно. Неоновая обезьянка сбежала  
с холста на стену и застыла навсегда. Деревянные ритуаль-
ные маски немного печально глядят в сторону проектора,  
неужели их время показывать людям чарующие небылицы  
прошло? Да, прошло, и теперь вместе с нами они пытают-
ся уловить яркий луч проектора, прорезающий воздух  
студии. Предметы томятся покоем в ожидании того,  
кому покой необходим.